А. Г. Васильев
Междисциплинарный феномен В. В. Короны.

Когда человек навсегда уходит от нас - пока еще живых, его душевное тепло остается в современниках. Идеи человека живут дольше воспоминаний и ощущений очевидцев. Некоторые идеи, понятия и термины становятся памятниками отдельным людям, роль которых в жизни, истории, искусстве или науке особенно велика.

Понятие "термин" имеет давнюю историю. По словам священника и философа Павла Александровича Флоренского, "термин" - латинское (римское) название межевого камня, который считался неприкосновенным, священным знаком и разделял земельные наделы римлян. Позднее понятие "термин" из обыденной речи было принято в качестве краткого символа для размежевания научных и технических понятий, облегчающего оперирование ими. Научные термины, как и межевые камни римлян, веками могут сохранять авторство их создателей и память о них. Из терминов, как из камней, строится постоянно ремонтируемое и растущее здание науки. Поэтому роль ученых - создателей новых терминов, как и роль зодчих, крайне велика. Здание, построенное ими, надолго переживает отпущенное этим людям в жизни краткое время творчества.

Особенно остро это ощущается, когда вспоминаешь о безвременно ушедшем от нас Валентине Вонифатьевиче Короне. За его скромной внешностью российского интеллигента-разночинца и негромкой размеренной речью скрывалась невероятно сильная и целеустремленная личность. Он никогда не уклонялся от ударов судьбы, стойко придерживался своих нравственных правил и был редким в наши конформные времена нонконформистом. В. В. Корона представлял собой невероятный сплав филолога и ботаника. Он автор трех монографий, из которых две ботанические и одна филологическая. Я полагаю, что к лингвистике и филологии его подтолкнули наука ботаника и, как ни странно, дружба с палеоботаником С. В. Мейеном. В науке его линия прямо продолжает линию Мейена, которого Валентин всегда считал своим главным учителем. Он много часов провел в разговорах с Сергеем Викторовичем в его московской квартире.

Сергей Викторович Мейен создал множество новых понятий и, соответственно, научных терминов. Ему принадлежат такие термины, как мерон, мерономия, рефрен, эволюционный запрет, процессуальная реконструкция, негомофилетические сходства, номотетическая морфология и многие другие. Эти понятия вдохнули новую жизнь в морфологию. Для В. В. Короны-морфолога особую роль играли представления Мейена о трансформациях структур, а также о законах и правилах, порождающих возможные морфологические трансформации. Теперь, когда я знаком с дискурсивными свойствами языка как информационной системы, обладающей вложенными программными свойствами упакованных коммуникативных команд (Чебанов С. В., Мартыненко Г. Я. Семиотика описательных текстов: (Типологический аспект). СПб, 1999), мне становятся более понятными причины, по которым В. В. Корона рассматривал морфологию чрезвычайно широко, включая в нее анализ любых структур. В своих мыслительных операциях от морфологии предложений и слов он добирался до морфологии кристаллов и побегов растений. Во всех этих случаях он использовал трансформистские идеи Мейена и накопленный филологией опыт флексий.

С. В. Мейен скончался после тяжелой болезни в 53 года. Валентин часто вспоминал об этом. Вспомнил и в тот роковой день, когда пришел ко мне и сообщил о своей болезни. Он сказал мне, горько и растерянно улыбаясь: "Ты знаешь, Алеша, морфология - очень опасная наука. Ведь и Мейену тогда тоже было 53 года". Это была жестокая правда, так как через два месяца его не стало.

Начальное биологическое образование Валентин Вонифатьевич Корона получил под руководством академика А. Т. Мокроносова - физиолога растений, разрабатывавшего проблемы фотосинтеза, поэтому главной специализацией Короны была физиология растений. Однако больше всего его всегда привлекала морфология растений. Он был прекрасно осведомлен в физике, неорганической и органической химии, биохимии. Удивляло в нем и знание математики на уровне, существенно превышающем объем того курса, который преподается биологам в университете. Я был невольным свидетелем того, как, едва получив персональный компьютер, Валентин мгновенно освоил его, включая массу специальных прикладных программ. Когда я случайно завел с ним речь о психофизике, он очень оживился и, как глубокий эксперт, стал рассказывать мне о последних достижениях в этой области, увязывая их с существующими затруднениями в научном познании. В последние годы многих из нас удивляло и поражало его серьезное увлечение проблемами филологии и лингвистики. Интересно, что для него не существовало границ между разными науками. Обладая громадной эрудицией в самых разных областях, он легко применял методы одной науки к другой. Наибольший интерес у него вызывали удивительные параллели в структурных морфологических рядах в филологии и ботанике. К сожалению, эти идеи опубликованы им лишь частично. Такой живой интерес к самым разным областям естествознания и гуманитарных наук позволил В. В. Короне вооружиться мощным арсеналом подходов и методов, которые вылились постепенно в особую методологию его научного познания.

Поразительно было наблюдать материализацию самого процесса познания у этого необыкновенного человека. Мы работали с ним над монографией о структуре и изменчивости листьев растений (ни он, ни я тогда еще не знали, что это будет его последняя монография). Знание рождалось буквально на глазах, причем, на мой взгляд, практически из ничего. Это был сплав гениальной интуиции и знания законов структурогенеза объектов. Утром он задумчиво разгуливал по моему рабочему кабинету и, как факир, выкладывал буквально из воздуха варианты возможных структурных решений. Днем, за чаем, уточнял детали, а вечером приносил главу или часть главы книги, где четко и ясно были изложены и проверены на множестве видов растений поразительные морфологические схемы структурогенеза листа - уже в виде модели. Используя только что разработанную модель структурогенеза листа, он в течение нескольких дней открыл принципы формирования структуры листьев крапивы и малины, бегонии и березы, липы и одуванчика и многих других видов. Буквально на ходу он сформулировал концепцию двеллярной изменчивости (двелы - денто-венальные элементы: зубчики по краю листовой пластинки с образующими их жилками). Оказалось, что двелы играют важную, если не основную, роль в расшифровке структурогенеза листьев растений. Так, на моих глазах, за два неполных месяца В. В. Короной были сформулированы основы модульной теории формирования листьев растений. К сожалению, объем нашей книги был ограничен, и в нее не вошло многое из того, что Валентин Вонифатьевич открыл и доказал в эти незабываемые для меня дни, полные научного азарта. В это же время, весной 2001 года, вернувшись с научной конференции морфологов в Санкт-Петербурге, он генерировал новые понятия: "гистион" - модуль клеток одной ткани; "фителла" - модуль, сформированный из "гистионов" разных тканей и являющийся элементом структурогенеза листа; "эпсион" (по-видимому, от epsus - побег) - модуль, сформированный из элементов побега при его закладке в пазухе листа (насколько я его понял). Эта иерархия модулей - промежуточных элементарных структурных единиц изменчивости, - с моей точки зрения, представляла собой весьма многообещающее теоретическое и эмпирическое решение в морфологии модульных структур.

Другой поразительное открытие было сделано Валентином в начале мая 2001 года. Он обнаружил, что у ряда видов листьев, сосудистая система которых оконтурена узкой полоской мезофилла и образует ветвящиеся (ремневидные) структуры на основе жилок, существует полное соответствие правила структурогенеза иерархически соподчиненных жилок известному ряду Фибоначчи (0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34 ...), а у видов растений, у которых мезофилл соединяет (склеивает) большую часть ветвящихся жилок листа друг с другом, это соответствие хоть и просматривается, но ограниченно. Валентин радовался этому феномену и немедленно потащил меня на улицу к ближайшему газону, где показал, как удивительно выполняется последовательность Фибоначчи на случайно взятых растениях. Думаю, особое удовольствие Валентина от этой находки было связано с тем, что она полностью подтверждала номогенетические представления С. В. Мейена.

Валентин стремительно работал над завершением своей докторской диссертации, но не успел ее закончить. Я очень надеюсь, что удастся издать неопубликованные работы В. В. Короны, а также пересказ не записанных им на бумаге, но сформулированных устно идей, включая и описание структурогенеза, идущего в соответствии с последовательностью Фибоначчи.

Я бесконечно благодарен судьбе за то, что мне пришлось много и плодотворно обсуждать с Валентином наши общие научные проблемы. Благодарен и за те необыкновенно конструктивные ассоциации, которые возникали у меня в процессе наших долгих разговоров и существенно продвинули решение моих собственных задач.

В свое время С. В. Мейен - учитель В. В. Короны - изложил общую идею "мерона" и "мерономии", но не успел опубликовать их углубленное толкование. Эти понятия чрезвычайно важны для биологов-морфологов и эволюционистов. Одним из тех немногих слушателей С. В. Мейена, который не только слышал авторскую точку зрения, но и обсуждал разные аспекты "мерономии", был его ученик - В. В. Корона. Поскольку в филологических работах В.В. Короны на поэтических или мифологических примерах поясняется толкование автором мейеновских представлений о мероне и архетипе, эти работы имеют большое значение и для биологов. С другой стороны, представляется важным рекомендовать филологам, интересующимся проблемой архетипа в приложении к поэтике и иному литературному творчеству, почитать работы В. В. Короны-ботаника. Такой способ широкого видения проблемы исповедовал сам Валентин Вонифатьевич, что позволило ему далеко и нестандартно продвинуться в понимании как структуры поэтики Анны Ахматовой, так и закономерностей морфогенеза листьев растений. Сегодня чрезвычайно горько сознавать, что Валентин Вонифатьевич был полностью готов системно сформулировать все аспекты своего необычайно глубокого междисциплинарного мировоззрения, но не успел изложить это на бумаге.

В этом широком междисциплинарном подходе и заключается, на мой взгляд, феномен В. В. Короны. Валентин Вонифатьевич Корона очень ценил не только литературные произведения Гете, но и его ботанические открытия и систему морфологического анализа. Возможно, именно гений Гете и вдохновил В. В. Корону на аналогичный симметричный поиск архетипической структуры в поэтике.

Думаю, что после прочтения филологических работ В. В. Короны не только для филологов, но и для биологов новой содержательностью наполнятся утверждения С. В. Чебанова и Г. Я. Мартыненко: "...Как удается коммуникантам, владеющим общелитературным языком, передавать свои индивидуальные или групповые, иногда весьма нетривиальные, представления об объектах необыденной предметной области, пользуясь самыми обычными языковыми средствами? ...Как в условиях профессиональной коммуникации разрешается соссюровская антиномия общезначимости языка и уникальности речи?" (см. примечание 1). Примечательно, что эхо этих проблем слышится и в кризисных явлениях современной генетики и эволюционной биологии: как соотнести ограниченный и общий для разных проявлений жизни набор элементов генома и уникальность эволюционных путей?.. Потрясающе глубокие перспективы развития новых идей в биологии могут возникнуть при обмене идеями и подходами, сложившимися в гуманитарных науках. Для такого плодотворного обмена необходимы "переводчики", одинаково эрудированные в естественной и гуманитарной сферах познания. Таким научным переводчиком, собственно, и был В. В. Корона. Благодаря его эрудиции мы - биологи-естественники - через рукотворные каналы, созданные для нас Короной, его каторжным трудом в последние годы жизни, можем открывать параллельные ряды структур и идей в гуманитарных областях науки. Несмотря на простоту и тривиальность этой мысли, необходимость такого подхода отнюдь не сразу делается очевидной, и по-прежнему кажется, что это лишь красивая надуманная схема, а не руководство к действию. Однако не следует рассматривать содержимое только своей "научно-исследовательской корзинки", полностью погрузив в нее голову; напротив, нужно взглянуть пошире, обратить взгляд к небесному своду. От этого выиграет не только собственная научная проблема - общая картина мира будет видна значительно лучше. В это верил Валентин Корона, поскольку в своей жизни он был необыкновенным эрудитом и оптимистом и, как мне кажется, всегда с наслаждением занимался процессом параллельного научного поиска в самых разных областях науки. В этом состояли метод и направление его научного творчества. Поэтому, интегрируя терминологию разных наук, Валентин Вонифатьевич Корона долгие годы занимался снятием многих "межевых" терминологических запретов на свободный обмен понятиями и методами исследований между естественными и гуманитарными науками. Применяя одну и ту же методологию, он сумел реализовать свой междисциплинарный подход в конкретных областях ботаники и филологии. Я видел, к чему этот "стерео-подход" приводит на практике, наблюдая процесс творчества В. В. Короны: он дает необыкновенную легкость и, одновременно, силу и надежность в решении проблематики обеих научных дисциплин. Именно таким мне представляется междисциплинарный научный вклад Валентина Вонифатьевича Короны - ботаника и филолога по призванию.

Примечание