Созина Е. К.
О Валентине Вонифатьевиче Короне и об Архетипических структурах:
Вступительная статья к изданию
Настоящее издание представляет собой третий выпуск сборника под общим названием "Архетипические структуры художественного сознания". Первый вышел в 1999 году, второй - в 2001-ом. Насколько мне известно, эти выпуски были небезынтересны читателю, да и самим авторам, принимавшим в них участие. И вот теперь на мне - одном из соредакторов этого, уже почти периодического, сборника-"альманаха", лежит не слишком веселая задача представить наш третий выпуск. "Наш" - по привычке говорю я, и не только по привычке. Ибо идея его издания принадлежит моему другу и "соредактору" Валентину Вонифатьевичу Короне, который ушел из жизни и которому все участники книжки посвящают свои работы, собранные здесь.
О незаурядной и светлой личности Короны (чего стоит одна фамилия!) говорят воспоминания людей, знавших В. В. по работе и (или) дружескому общению: они составили первый раздел нашего сборника. В основном это коллеги В. В., а также его друзья и ученики, "биологи" и "филологи", как помечено под фамилией каждого. Неординарность Короны проявлялась, как известно многим, в разносторонности и обширности его научных интересов, - безусловно, он реализовал себя как талантливый ученый-биолог, об этом говорят его книги, статьи, доклады и многочисленные рукописи, в том числе - рукопись незаконченной монографии по морфологии растений, над которой он работал последние два года. Но В. В. был еще и блестящим исследователем морфологии поэтического текста - как собственно поэтики, так и формы стиха. Основным предметом его внимания была поэзия Анны Ахматовой, хотя в последние годы он писал и о поэме Некрасова, и о песнях Раисы Абельской, и о тонкостях метра и ритма таких поэтов, как В. Маяковский или В. Каменский. Отсюда второй раздел настоящего сборника оказался посвящен поэтическому миру А. Ахматовой, а раздел третий - просто поэзии. Я должна сказать, что Корона вовсе не был тем замкнутым типом ученого-эгоцентрика, которым он порой силится представить себя в письмах А. С. Бурштейну, переданных нам для публикации его респондентом. Он был очень, очень любознательным человеком и знал массу вещей, совсем не относящихся ни к биологии, ни к филологии; во всяком случае, я всегда советовалась с Короной, когда у меня возникала жизненно сложная ситуация. Когда мы собирали материалы первого и второго выпусков "Архетипов", он с увлечением читал статьи порой неизвестных ему авторов об авторах, тоже не очень хорошо знакомых (не очень хорошо - в силу специфики его профессиональной деятельности). Я помню, как он радовался профессионализму статей Е. А. Яблокова, как хвалил первую статью (о Федоре Павловиче Карамазове) моей, тогда еще аспирантки, Е. Г. Кабаковой, как усердно уговаривал А. И. Ильенкова, тогда тоже лишь начинавшего свою ученую карьеру, прочесть Романа Якобсона и "перегнать" его в исследовании "поэтической мифологии" Пушкина... Да всего не перечислишь. Он был крайне чуток к любому новому знанию. Отсюда четвертый раздел нашего сборника - о прозе, которой сам Корона не занимался, но интересные исследования которой всегда со вниманием читал и обсуждал. Ну, а что касается раздела последнего и особо любимого - так у нас сложилось: архетипы - архетипами, а люди с их завиральными идеями и текстами - важнее. Ведь, если вдуматься, архетипы, как воздух и зеленый лист, - везде, хотя бы в потенции.
В третий выпуск "Архетипических структур" я пригласила авторов, участвовавших в первых двух; некоторые из них были лично знакомы с В. В. Кроме того, участниками этого сборника памяти Автора и Редактора стали те, кто когда-либо встречался с Короной - пусть ненадолго, на 10-минутный разговор. Время и частота встреч не имеют значения ("Для сердца прошедшее вечно", - сказал поэт), все, кто хоть раз видел Корону и говорил с ним, запомнили его надолго. Поэтому в нашем издании нет "случайных" авторов, и я глубоко благодарна всем, кто откликнулся на мое приглашение, - а откликнулись все, кто его получил. И поэтому же читатель встретит здесь несколько статей, формально не относящихся к теме "архетипических структур", - люди и память о человеке важнее, чем строгость выбранной концепции. В июне прошедшего года, когда В. В. лежал в больнице, из неведомого прежде Еревана пришла "Ахматовская тетрадь" - тоненькая брошюрка по типу самиздата. Ее собрали и издали филологи, не по службе, а по сердцу любящие стихи этого поэта, - Гаянэ Робертовна Ахвердян и Наталья Львовна Абрамян. Корона листал книжицу, сидя на больничной койке, и задумчиво, немножко виновато глядел куда-то вдаль и внутрь себя. Я не могла не пригласить авторов из Армении для участия в сборнике его памяти, несмотря на то, что для личного общения этих людей уже не хватило времени. Его всегда не хватает.
Мне кажется, что лучшим "памятником" ученому являются труды его собратьев по науке, имея в виду под последней не профессиональную гильдию и не некую корпорацию, совместно отбивающуюся от наседающего прагматического века, но область человеческой культуры и духовности, в которой люди всего более проявляют себя как существа разумные и самоорганизующиеся. Корона бы со мной согласился, я уверена. Так вот, - в этой сфере "ноо", сфере сознания, к которой принадлежит и наука, нет деления на "филологов" и "биологов", "литераторов" и "логиков", - думаю, все это хорошо понимают. Однако мне было важно показать, как люди разных специальностей и отраслей знания могут "договариваться" друг с другом на почве не только памяти о человеке, но и на почве общих, поистине корневых, или архетипических, интересов и потребностей. Отсюда - такие странные, на первый взгляд, аттестации участников сборника. Я думаю также, что в данном случае не суть важно, ассистент, аспирант, кандидат-доцент или доктор-профессор писал ту или иную статью. Важно, что он ее написал, и написал хорошо - поэтому в подавляющем большинстве случаев мы опустили ученые степени и звания авторов сборника. Однако дали их электронные адреса - тех, кто не возражал, тех, кто имеет этот способ связи с миром. Желающие и жаждущие - я обращаюсь в первую очередь к читателям - могут обратиться к авторам с вопросами, предложениями, пожеланиями и т. д. (при отсутствии электронного адреса автора и крепком желании связаться с ним обращаться нужно к редактору).
А теперь о сути дела. Откуда и почему возникла у Короны идея издавать сборник под таким названием - я не знаю: не спрашивала. Просто с готовностью согласилась составить ему необходимую "филологическую пару" - и все. Помню его длинную (сказала бы - долговязую, но - не совсем верно в эмоциональном плане), какую-то очень тонкую, узкую фигуру, неожиданно возникавшую на нашем факультетском этаже: он передвигался с осторожностью и всегда смотрел куда-то вдаль, хотя на лице его всегда светилась готовность к встрече; я вначале и подумать не могла, что его взор пересечется с моим, наблюдала издали. Однако вот - пересеклись, и сначала, по правде сказать, на почве не "архетипов", а иных, хотя тоже филологических, интересов В. В.
Написать о том, как мы с Короной понимаем архетип, мы собирались и в первом выпуске, и во втором, да все как-то было недосуг, казалось - что там объяснять, почитай Юнга или открой любой мифологический словарь... Теперь я пытаюсь сама понять, что значили для Короны архетипические структуры: ведь надо же наконец доделать то, что было начато лет этак пять назад (почему пять? потому что от голой идеи "а хорошо бы..." до ее материального воплощения - "Архетипов" № 1 - прошло года полтора-два; вы ведь представляете, что такое в нашем постсоветском обществе с принципом "самоокупаемости" науки издавать научные сборники. Меценаты от культуры в г. Екатеринбурге не произрастают в изобилии).
Заключая книгу об Анне Ахматовой, Корона писал: "Архетипические структуры сознания, как мы пытались показать, определяют не только повторяемость одних и тех же образов и ситуаций поэтического мира, но и задают вполне определенный набор основных форм их воплощения и направлений дальнейшего развития" (см. примечание 1). Здесь важно, в первую очередь, слово "структура" - самое "валидное" в словаре Короны и обычно объединяемое им со словом "метод". Эпиграфом к деятельности В. В. я бы поставила выражение З. Фрейда, которое он сам приводит в той же книге и которое повторял неоднократно: "Науку определяет не предмет, а метод" (1, с. 6). Этот общий - структурный, или морфологический - метод объединяет его исследования в области ботаники и филологии. Обратившись к последней книге В. В., написанной в соавторстве с А. Г. Васильевым (который, кстати, сам прекрасно пишет о "междисциплинарном феномене В. В. Короны"), я поразилась созвучности ее первых, общих, глав и "Предисловия" и "Введения" в "Поэтике автовариаций". О неслучайности этого отнюдь не совпадения - чуть позже.
"Структурный метод, - говорит Корона в последней книге, - ориентирован на выявление структуры в специфическом структуралистском понимании этой категории - как совокупности отношений, инвариантных при некоторых преобразованиях. Понятие структуры характеризует не просто устойчивый "скелет" какого-либо объекта, а совокупность правил, по которым из одного объекта можно получить второй, третий и т. д. путем перестановки его элементов и с помощью других преобразований" (см. примечание 2). В общем и целом, все более-менее грамотные люди знают, что в структурализме утверждается "примат отношений над элементами в системе" (2, с. 22). Однако, насколько я смогла понять Корону (да простят мне это популяризаторство биологи), новаторство его метода состояло в том, что, исходя из идеи, высказанной в свое время известным ученым и его учителем С. В. Мейеном, он объединил морфологию и систематику, линнеевский (по существу описательный) метод "естественной систематики" растений - и морфологический ("конструкционный") метод Гете. В основе и того и другого, согласно Короне, лежит структура, но в линнеевской биологии она является "перцептивной (визуально-воспринимаемой)" и объединяет в целое т. н. "гештальт-качества" (2, с. 12-13). Морфологический метод, введенный Гете, требует выделения инвариантной структуры объекта как идеальной, мыслимой конструкции. Но, как сообщает Корона со ссылкой на Любищева, можно "различать уровни и степени реальности подобно тому, как мы различаем краски по цвету и его интенсивности. В этом случае, вместо дихотомического членения на реально существующие и воображаемые объекты, мы получаем все возможные количественные и качественные переходы между ними" (2, с. 30). Иначе говоря, нет непроходимой границы между тем, что мы "видим", и тем, что мы "мыслим", - и то и другое имеет статус реальности, ибо "единственно доступная нам реальность - это реальность модельного отображения действительности" (1, с. 15). А такую модельную единицу, как правило конструирования модели, в монографии по биологии Корона называет модулем (хотя модульная теория придумана не им - В. В. ссылается на множество предшественников), осуществляя переосмысление традиционного содержания этого термина. "Конструкционный модуль, в нашем понимании, - это общее наименование всех структурно-функциональных единиц развивающейся системы на всех уровнях ее организации. Единица именуется модулем независимо от того, получает она самостоятельное морфологическое проявление или нет. Естественную иерархию модулей задает последовательная реализация программы развития" (2, с. 18). Модуль имеет и визуальный уровень, и чисто "анатомический", т. е. "внутренний", собственно морфологический. Поэтому он может быть уподоблен единице языка, ибо сам язык - это символическая структура, или система отношений, имеющая универсальный для жизни характер. По глубокой мысли Короны, "язык свойственен не только социальному, но и молекулярно-генетическому уровню организации биологических систем" (2, c. 21), "...Первый естественный язык - генетический код" (1, c. 16), отсюда идея изоморфизма всех уровней "биологической организации", включая упомянутые социальный и молекулярно-генетический (см. примечание 3). Отсюда же - равноприменимость структурного метода к разным объектам исследования, будь то живой организм листа или стихотворения.
В "Поэзии Анны Ахматовой" Корона уподобляет поэтический мир автора фенотипу художественного произведения, порождаемому генотипом как знаковой основой текста (1, c. 18) (см. примечание 4). Он воссоздает простейшую модель восприятия поэтического текста и вообще словообраза - ее и оспоривает А. С. Бурштейн в одном из писем, которые вы сможете прочесть далее. Однако я не собираюсь выступать арбитром между двумя знатоками поэтических реальностей (см. примечание 5). Суть в том, что Короне было важно постичь "операции преобразования" ("программу визуализации", как пишет он в первой книге), согласно которой возникает поэтический образ и поэтический мир или миф. Как, надеюсь, уже понял читатель, эту важнейшую операцию, структурную единицу метода, он и именует во второй (из используемых нами) книге "конструкционным модулем" - и с его помощью снимает традиционное различие между фенотипом и генотипом. Точнее, это различие есть, но оно имеет не "анатомический", а концептуальный или морфологический характер: оно операционально, т. е., как сказала бы я от себя, зависит от уровня исследования - от того, в какой степени, на какой стадии исследователь внедряется в "программу развития" и насколько учитывает ее.
Так вот. Архетипические структуры для Короны - это то, что по традиции следовало бы назвать генотипом поэтического мира, понимаемого как структурная организация, порождающая в сознании читателя в процессе восприятия поэтических текстов того или иного художника направленную совокупность (систему!) "гештальт-качеств". Однако с учетом экспликации теоретических взглядов Короны в его последней монографии я скажу, что архетипическая структура - это не только инвариантная модель повторяющихся в творчестве автора образов и (или) мотивов, но и сам механизм, сам "модуль", управляющий организацией элементов системы поэтического мира, некий исходный принцип их отношений. Он имеет как содержательный уровень - чисто образный или мифологический (архетипы зеркала, башни-могилы-моста, райского сада и проч., выделяемые Короной в поэзии Ахматовой) - и именно этот уровень его содержательно-предметной, объектной отнесенности чаще всего исследуют ученые в художественных мирах разных авторов, - так и операциональный, технологический, который более всего, повторяю, интересовал Корону. В своей книге об Ахматовой он показывает, как по принципу волшебного зеркала осуществляется трансформация (преобразование) лирической героини (а также любого образа или лирического персонажа) в образы птиц, животных, растений, камней. А в статье, помещенной в первом выпуске нашего сборника, В. В. выделяет "операционные" архетипы - те, что "определяют ход преобразований", и "конструкционные" - определяющие "ожидаемый результат" (см. примечание 6). Кстати говоря, такой подход к проблеме архетипа не противоречит позиции "основоположника" - К. Юнга. "Я настаиваю на том, - писал Юнг, - что архетипы определяются не содержанием, но формой, да и то весьма условно. Изначальный образ наделяется содержанием только тогда, когда он становится осознанным и, т. о., наполняется материалом сознательного опыта. Его форму, однако ... можно уподобить осевой системе кристалла, чья праформа определяется еще в материнской жидкости - до собственно материального существования. <...> Сам по себе архетип пуст и чисто формален, ничто иное как facultas praeformandi (способность к оформлению. - Е. С.), некая априорная возможность формопредставления" (см. примечание 7).
Однако вот тут, когда мы вроде бы разобрались с содержательностью проблемы, и возникает, на мой взгляд, самый интересный вопрос. Почему и откуда у В. В. Короны - биолога с совершенно обычным для своего времени естественнонаучным базовым образованием, закончившего наш Уральский университет и затем - аспирантуру у, пусть весьма известного и многомудрого, но "биологического" же профессора и академика А. Т. Мокроносова (см. далее Биографическую справку), - такие далеко идущие и ведущие взгляды и представления, такая глубинная, истинно гуманитарная (т. е. не знающая дисциплинарных границ) концептуальность и способность ВИДЕНИЯ (как совершенно справедливо определяет это непостижимое и труднопереформулируемое качество А. Бурштейн)? Вопрос наивен, соглашусь. "От природы" - таков самый верный и простой ответ.
Далее, из Биографической справки и писем самого Короны, читатель нашего сборника узнает о том, что в детстве и юности В. В. испытал сильнейшее влияние своего "дядьки" - Андрея Петровича Ковалевского, профессора Харьковского университета, историка-арабиста и востоковеда, в научном багаже которого были занятия и филологией (от собственно литературы до языкознания), и этнографией, и историографией, и - что не входило в его послужной список - т. н. парапсихологией и... алхимией. "...Собственно лаборатория алхимика - это царство природы и материи" (см. примечание 8) : недаром же именно дядька настоятельно советовал В. В. связать свой путь с биологией.
А. П. Ковалевский (1895-1969) прожил интересную и трудную жизнь. Он был дважды женат - оба раза на сестрах отца В. В. (первая жена умерла очень рано, оставив дочку, Зою; вторая - Валентина, - оставалась с ним до конца), побывал в сталинских лагерях и, хотя затем был восстановлен в своем социальном и профессиональном статусе, долго и тяжело болел и к концу жизни переживал неполную завершенность того, что сам считал для себя главным (не могу не обратить внимание на отдаленную аналогию с Короной: перед кончиной, горько усмехаясь, он говорил: А ведь все еще только начиналось... Да, его жизнь оборвалась в значительно более раннем возрасте, чем жизнь дяди). Этим главным были не труды по истории тюрко- или арабо-славянских связей, хотя с полгода назад я лично испытала священный трепет, взяв в руки книгу: А. П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг.: Статьи, переводы и комментарии. Харьков: Изд-во Харьковского гос. ун-та, 1956 (31,5 уч.-изд. л.) (см. примечание 9) С разрешения жены В. В. Короны, Ольги Михайловны, мы приводим выдержки из писем А. П. Ковалевского своему любимому племяннику, который часто не просто гостил в семье дяди, но сначала ассистировал ему в опытах, а затем помогал осуществлять в домашних условиях тяжелые медицинские процедуры и был духовно и чисто интеллектуально близок с ним.
Письмо А. П. Ковалевского В. Короне от 14. 07. 1966 (см.
примечание 10).
<...> В современной мировой науке употребляется термин "феномен
". 
начальная буква греческого слова 
("псюхэ") в современном греческом языке пши (здесь "
"
перешло в ш, как в 
рука - "шер"; 
- нож - машeр и т. д.). Но это филология. Вообще же "феномен "
обычно применяется в одной отрасли парапсихологии, именно в вопросах
телепатии. Я распространяю его на все явления этого рода, и в этом смысле
буду его употреблять. Итак, вот уже несколько лет как я начал систематически
заниматься изучением и опытным исследованием этих вопросов. Хотя так
или иначе я интересовался ими всю жизнь, но лишь теперь я напал на путь.
Как мне кажется, верный, хотя, конечно, на первых порах полный всяких
затруднений и ошибок. Я считаю очень важным то, что я с самого начала
начал сохранять все записи и заметки к ним, точно все датируя, отмечая
все обстоятельства опытов, которые производил часто не я один, а совместно
с другими, или которые производились другими в связи со мной. Получился
огромный свод в сотни страниц, по которому можно проследить все этапы
работы, начиная от беспомощных исканий и всякой путаницы через усовершенствование
самой техники эксперимента до планомерного исследования со многими замечательными
выводами и общей разработанной методологией. Написано все это на четырех
языках, - украинском, русском, немецком и французском. Отражено не только
то, что по моему мнению подтверждается фактами, но и всякие неудачи,
ошибки, описки, все, что может служить для споров и возражений тех,
которые захотели бы заняться отрицанием и критикой. Вообще я ставил
вопрос так, что я добивался результатов, которые совершенно бесспорны.
Никто не обязан мне верить на слово. Даже на этих же страницах записей
иногда идет острая полемика о достоверности того, что я написал раньше.
Против меня выступали и спорили не только мои здешние друзья, но некоторые
"феномены ",
которые сопротивляются тому, что я хочу узнать их тайны. До сих пор
мне удавалось отстоять себя в главных пунктах.
Этой весной мне казалось, что мне следует остановиться и подвести итог. То есть по возможности перепечатать на машинке весь материал, дать переводы иностранных текстов, сделать предметный указатель, без которого многое уже и сам я не могу отыскать в массе материала. Может быть было бы полезно разобрать этот материал по темам и лицам. Но сейчас у меня все время идет так много нового и увлекательного, что я иду все дальше и дальше и не знаю, на чем же я в конце концов остановлюсь. А жизнь моя как никак приходит к концу. Итак, возвращаясь к прежнему, еще раз скажу, что я никак не претендую на "оракула", которому надо верить, вроде Сведенборга. Мне кажется, что я разработал метод для такого рода исследований, но он вполне доступен каждому, кто захочет его усвоить, применить по-настоящему, а не как легкомысленное дилетантство. Конечно, в таком случае результаты очень ограничены, а иногда и сумбурны. Ну, пока желаю всем лучшего. <...>
Письмо А. П. Ковалевского В. В. Короне от 16. 01. 1969.
Дорогой Валик!
В твоем письме, пожалуй, самое важное то, что ты укрепляешь свои позиции на кафедре физиологии растений. Насколько я понял, это может послужить для тебя основанием укрепиться на научной работе. Я все же остаюсь при том мнении, что в наших условиях научная работа, кандидатская степень и т. д. самый надежный путь, чтобы создать для себя нормальные условия работы, отдыха и вообще интеллектуальной деятельности. Это касается и лабораторных работ, и возможных экспедиций и преподавания в вузах. Итак, надо всеми силами пробивать себе именно этот путь. При этом бывает не особенно важно, какую именно узкую специальность приходится брать. Всегда возможна известная переквалификация. Примером этого являюсь не только я лично (Романо-германское отделение филфака, арабистика, история нового времени, курсы истории стран Востока от средних веков до наших дней, наконец, заведывание кафедрой истории средних веков и т. п.), но и многие другие ... Тем более это касается таких областей, для которых вообще у нас нет практического применения, которыми приходится заниматься "между делом". - Польский язык ты не оставляй. Он тебе пригодится, тем более, что он несложен. <...> Французское издание стихов Ф. Вийона имеется у нас в ЦНБ ХГУ. Я когда-то брал его оттуда и читал. Но у меня его нет. Постараюсь достать, чтобы проверить то, что ты пишешь об его акростихах. <...> - Очень рад, что ты не оставляешь своих посещений "области Мрака", но время года для этого не подходящее. Я же в этом направлении пока еще ничего не предпринимал. Я писал тете Вале про то, что у меня какой-то упадок сил. Вероятно, для этого имеются и физиологические причины, но также и психические. Я стал как-то на пороге двух миров. Заниматься арабистикой, университетскими делами, перепиской по текущим делам, все это как-то ушло от меня в далекое прошлое и совершенно потеряло интерес. Я чувствую, что задачи моей жизни кончены, что не стоит вот еще что-то к этому добавлять, тратя на это последние силы. Вот это когда поезд после долгого пути подходит к конечной станции. Заниматься чем-либо из того, что делал в дороге, уже не хочется, т. к. пора собирать свои вещи для выхода на перрон, но поезд все еще идет, еще до остановки осталось несколько километров, еще видны одни только пригороды, так что выходить из вагона еще рано. Так и сидишь одетый в пальто и шляпе в купе, думая только о том, как бы чего не забыть при выходе. Не знаю, долго ли продолжится у меня такое состояние. Возможно, что наступит еще период деятельности. Ведь я до сих пор, наоборот, никогда не оставался пассивным, даже в тюремной камере или в больничной палате всегда был чем-либо занят, да еще по составленной мною же программе. Мне кажется, что надо мне взять себя в руки и докончить по крайней мере хоть переводы известных тебе иностранных текстов, имеющихся у меня рукописей. <...>
Письмо А. П. Ковалевского В. В. Короне от 19. 02. 1969.
<...> Тот "филогенетический закон", о котором ты говоришь, ведь
вопрос и биологический. В эмбриональном состоянии зародыш проходит все те фазы,
которые прошел в прошлом род данного индивида, т. е. состояние моллюска, ракообразного,
рыбы, амфибии, пресмыкающегося и т. д., скажем, до человека. Но этот процесс,
само собой разумеется, не идет далее того, до чего развился данный вид, т. е.,
для ящерицы - ящерица, для слона - слон, для человека - человек. Это же касается
и филогенетического процесса в психологии уже родившегося индивида. Фазы здесь
менее ясны, а потому у нас в наше время самый этот процесс склонны отрицать.
Действительно, при нашей нынешней "акцелерации" у детей мы видим,
что первые стадии дети проходят очень быстро. Склонность к созданию фантастических
образов, детская драчливость и т. под., свойственные ранним ступеням развития,
скоро исчезают, ребенок начинает как-то очень "трезво" рассуждать,
особенно если этому еще содействуют взрослые своим "внушением", как
ты правильно заметил. И все же этот "филогенез" существует. Дело тут
не просто в склонности к путешествиям или к войнам. Это, конечно, характерно.
Но главное то, кaк все это переживается. Стоит послушать рассказы нашего Кости,
как он вот "даст" такому-то своему товарищу, если он его затронет
и т. под., как вспоминаются запорожцы у Гоголя в Тарасе Бульбе, как они издеваются
над поляками при осаде Дубно, вызывают их насмешками к сражению, не говоря уже
о сценах из "Илиады" или рассказах об индейцах. Потом следуют этапы
человеческих увлечений, соответствующие этапам устремлений народов на протяжении
веков. Но вот, что тут важно. Филогенезис биологический определяется, т. е.
завершается, оформлением вида "гомо сапиенс" (homo sapiens. - подписано
сверху, Е. С.), человека наших дней. Но вот этот "психологический"
филогенезис не имеет такого завершенного конца, т. к. история человечества еще
не закончена, не завершена. Каким человек будет дальше, через 100, 1000 лет,
этого никто не знает, вернее, каждый предполагает то, что ему самому хочется,
чтобы было. У меня имеется некоторое представление об этом и даже, как кажется,
о той роли, которую мне самому придется играть в будущие времена. Но это касается
меня лично и не может быть проверено или как-то обосновано. Известная историческая
теория Шпенглера рассматривает ход развития отдельных "культур" как
биологический процесс рождения, развития от "молодости" к "старости"
и, наконец, с переходом к смерти. В биологии тоже существует теория "номогенезиса"
(Л. С. Берг), согласно которой отдельные виды развиваются как цельный организм
от "молодости" к "возмужалости" до "старости".
Таким образом, упадок мира пресмыкающихся юрского и мелового периодов произошел
от того, что этот отдел животного мира как бы внутренне "отжил" свои
возможности, исчерпал заложенный в нем при его возникновении "жизненный
порыв" (говоря словами Бергсона). Если исходить из такого представления,
то и человечество в целом должно пройти некие стадии возмужалости и старения.
Но вот определить, какую "стадию" оно теперь проходит, трудно. Психология
среднего европейца и жителей США, по-видимому, соответствует стреющему "пожилому"
человеку с его сдержанностью, осмотрительностью, отсутствием сильных увлечений,
эмоций, чисто "земными" узкопрактическими интересами. Но в истории
человечества, как целого, имеется еще в резерве Южная Америка и особенно Африка
с их запасом "первобытной" молодости, которые могут сыграть в истории
такую же обновляющую роль, какую сыграли германские завоеватели для падающей
античной цивилизации. Вступление этих народов в мировую историю может отсрочить
упадок, старение всего человечества в целом, но, конечно, не до бесконечности.
Упадок этот во времени все же неизбежен. Но тут возникает опять-таки вопрос,
будет ли это конец, "старость" всего органического мира на земле?
Ведь и такой конец должен же когда-нибудь быть. Сможет ли органический земной
мир дать еще какой-либо новый вид, который заменит человека, так же как человек
заменил остальных млекопитающих, или как млекопитающие заменили рептилий? Существует
мнение, что последними господами земли будут насекомые типа муравьев. Но это
только очень смелая, хотя и остроумная гипотеза. А пока люди предпочитают мечтать
о "космической" эре человечества, которая будто бы будет продолжаться
неопределенно долго, т. е. "вечно". Но мне кажется, что это без основания.
Человечество как биологическое целое проходит тот же путь, что и отдельный человек,
т. е. рождается, живет полной жизнью и потом все же умирает от внутреннего истощения
своих сил. В высшем, парапсихологическом плане это другое дело, но в биологическом,
вероятно, это именно так. Срок тут, конечно, определить трудно, для нашего времени
даже просто невозможно.
Теперь по другому вопросу, - о достижениях в области высших наук. Чем далее я углубляюсь в эти вопросы, тем более понимаю, что известные знания всегда будут ограничены небольшим кругом специалистов. Сначала я тоже считал, что как, скажем, алхимия была "тайной наукой", которую знали только "посвященные", а потом, превратившись в химию, стала доступной для всех и каждого, то оно так будет и с ппсихологией (т. е. парапсихологией. - Е. С.). Некоторые (напр., известный тебе Леон Дени) именно так и думает. Но жизнь показывает нечто иное. Ведь здесь дело касается не изучения внешних предметов, к которым безразлично как к ним относиться, а самого человека в его глубочайшем естестве. Тут "вульгаризация", легкомысленное отношение по самой своей сути недопустимы. Пример этого - практика йогов. Пока это учение было достоянием индийских философов, последователей Патанджали, получались известные результаты. Теперь в Индии этому искусству, говорят, обучают полицию. У нас рациональное применение чисто физических методов у Евтиева-Вольского давало некоторые врачебные результаты. Но при этом ведь отброшено самое главное - сосредоточение мыслей, все учение о кундалини и лотосах. Получилась вульгаризация, которая перешла в сатирическое балагурство и самую гнусную пошлятину. В других, более высоких областях это получится еще хуже. Как это будет через сто лет, я не знаю, но вряд ли человеческая природа может так радикально измениться, чтобы в массе люди стали чувствовать иначе. Это же касается и самых методов изучения данных вопросов. Мне кажется, что тут есть нечто общее с методами этнографии. Ведь тут самое главное это личный контакт. Без этого ничего не получается. <...> Таким образом, самое выражение "эксперимент" в данном случае как-то не подходит. В то же время термин по-французски magie ко всей этой области никак не подходит. То, что в старых университетах преподавалось под названием m-a naturalis - это особая область, непосредственно относящаяся к "материальному миру" (по тогдашним теориям четырех стихий: земля, вода, воздух и огонь). Это в лучшем случае лишь небольшая часть обширной области ппсихологии. Сюда входит и телепатия, о которой ты делал недавно доклад. Вот польская книга Свитковского, которую я недавно проштудировал, так и называется "М. и ок. в свете ппсихологии". В ней в первой части подробно изложено все то, что уже окончательно установлено экспериментально в области ппсихологии со всеми соответствующими научными теориями. Во второй части разные данные из нашего времени, а больше из прежних веков, что не поддается ни экспериментальной проверке, ни научному объяснению, но что еще, по его мнению, в дальнейшем будет исследовано научно. Конечно, при таком подходе автор заранее ограничивает себя довольно узким кругом возможностей. Просто удивляешься, как это люди, стоя на пороге таких больших возможностей, ничего, собственно, не предпринимают для их расширения и использования. Мне кажется, что это иногда зависит от свойственной людям нерешительности. Так, в Харькове когда-то жил большой знаток Индии проф. П. Г. Риттер, который при тогдашних условиях без труда мог бы съездить в Индию, но который этого так и не сделал. <...>
Письмо А. П. Ковалевского В. В. Короне от 6. 08. 1969.
<...> Я убедился, что Южный (см. примечание 11)
потерял свое обаяние. Птицы все, кроме воробьев, куда-то исчезли. Цветов тоже нет,
кроме сухих тысячелистников или икотника. Исчезли коровяки, мальвы и,
что особенно для меня досадно, - зверобои (Hypericum). Тот дальний пруд,
у которого мы тогда сиживали и видели стрекоз, весной прорвало и на
его месте сухое дно, поросшее бурьяном. Зрелище тоскливое. Вот я еще
не ходил на цветущий луг за большой пруд. Уже при тебе его стравили
скотом. Не думаю, чтобы он мог возродиться. За большим прудом строят
какое-то здание, корпус дома отдыха, что ли. Словом, Южный перестает
быть уголком природы, но и городом не становится. Правда, мой друг Ранункулус
обещал мне, что я обязательно выздоровлю, если прибуду в его царство
лугов. Но вот в Южном этого царства почти уже и нет. Появились только
в значительном количестве бабочки "адмирал", которые встретили
меня весьма неприветливо даже на улице Желябова против нашего дома.
Впрочем, потом я видел их только в лесу. Мне говорили, что птицы и насекомые
исчезают благодаря химикатам, которыми опыляют лес. Ну а травы и цветы
выкашивают или, еще хуже, вытравляют скотом. Теперь даже и голубых цикориев,
которые раньше в Южном виднелись на каждом шагу, особенно утром, когда
они раскрываются к солнцу, даже и их почти не видно. <...> Кстати,
я обратил внимание, что ты хорошо помнишь на память пентакль Ранункулуса.
Надо только найти переводчика. Он очень милый собеседник, этот Ранункулус
(см. примечание 12). В саду у Сазоновых цветок ранункулус отцвел еще до моего приезда,
но листья остались. А вот гравилат (Geum urbanum) около крыльца, по-видимому,
исчез окончательно. <...>
Судя по сохранившемуся
письму В. В. от его двоюрной сестры Зои, дочери А. П. Ковалевского от
первого брака (письмо от 9. 11. 1968), он совместно с нею, по продуманной
программе, выполнял некие исследования в области телепатии (парапсихологии?).
Интерес к психологии Корона сохранил и впоследствии, хотя никогда не
показывал его явно, как и свои глубинные познания в тайнах "псюхе".
Однажды он принес на нашу кафедру толстые тома какого-то академического
издания. - Зачем Вы это отдаете? - спросила я. Корона легко улыбнулся
и ответил в том роде, что жизнь коротка, ему уже не успеть прочесть
и освоить это. Пусть другие... Видимо, он, подобно дяде, четко осознавал
свои сроки и возможности - и знал, что "апелляция" бесполезна.
Особенно в последние два года - он так спешил довершить начатое. Я думаю,
что Корона сохранял реально-мистические основы мировоззрения, заложенные
в нем дядей, - они прекрасно уживались с его вербальным позитивизмом
и естественнонаучным мышлением. Он умел жить на границе двух миров,
хотя нельзя сказать, чтобы этот способ существования был ему в радость.
К концу жизни он явно устал от этой вынужденной раздвоенности. Его метод,
безусловно оригинальный и поистине глобалистский (так и просится банальная,
но абсолютно справедливая в данном случае фраза: мы еще не осознаем
всех возможностей и пределов применения его метода), в какой-то степени
"снимал" это раздвоение - хотя бы в сфере чистой мысли, в
научных изысканиях, которые для Короны были царством свободы как познанной
и беспрестанно познаваемой - не необходимости, но чистой же и разумной
воли. Он очень ценил разумность существования и стремился к ней.
Я и моя бесценная
помощница, ученица В. В. Короны Лариса Прудникова благодарим всех, принявших
участие в составлении и издании этого сборника: всех авторов статей
и воспоминаний; Аркадия Бурштейна, который постоянно был в курсе дел
и не только предоставил нам их с Короной электронную переписку, но и
помогал советом, одобрением, уточняющим замечанием; жену В. В. Ольгу
Михайловну Корону, позволившую воспользоваться частными письмами их
родственников и архивами мужа; издательскую группу Уральского гос. университета
- Федора Еремеева и Ларису Хухареву, наконец, - людей, оказавших финансовую
поддержку данного издания - Олега Мурашко и Юлию Крутееву, в прошлом
учеников Короны. Мы благодарны также Татьяне Пухначевой, математику
из Новосибирского государственного университета, которая создала в интернете
сайт "Поэтика Валентина Короны": в нем помещены многие его
статьи и книга об А. Ахматовой.
Примечания
(1) Корона В. В. Поэзия Анны Ахматовой: Поэтика автовариаций. Екатеринбург, 1999. С. 254. Далее ссылки на эту книгу будут даны в нашем тексте с указанием в скобках цифры 1 и страниц. Вернуться
(2) Корона В. В., Васильев А. Г. Строение и изменчивость листьев растений: Основы модульной теории. Екатеринбург, 2000. С. 21. Далее ссылки на эту книгу будут даны в нашем тексте с указанием в скобках цифры 2 и страниц. Вернуться
(3) Сама по себе идея естественного языка не является открытием Короны, она формулируется в работах В. Налимова и др. Однако важно, что В. В. ее прочно усвоил и продуктивно развивал. См. в этой связи работу В. Короны "О сходстве факторов эволюции генетического кода и стихового метра" на сайте "Поэтика Валентина Короны": http: // www.poetica1.narod.ru. Вернуться
(4) Для непосвященных в тонкости естественнонаучной терминологии: как гласит словарь иностранных слов, фенотип - "совокупность всех признаков и свойств организма, сформировавшихся в процессе его индивидуального развития", генотип - "наследственная основа организма, совокурность генов, локализованных в его хромосомах; в более широком смысле - совокупность всех наследственных факторов организма - как ядерных ... так и неядерных..." (Современный словарь иностранных слов. М., 1992. С. 642, 145). Вернуться
(5) Пользуясь почти архетипическим языком, я бы уподобила Бурштейна Гераклиту, а Корону - Пармениду. М. Мамардашвили различал их так, что если Гераклит говорил о становлении, то Парменид - о бытии, однако, продолжал он, в действительности "нет никакого различия между Парменидом и Гераклитом, нет проблемы становления и бытия как отличных друг от друга" (Мамардашвили М. К. Лекции по античной философии. М., 1997. С. 100). Структурализм в целом предполагает более статическую картину мира (динамика - внутри, на уровне метода), нежели тот "стихийный" феноменологизм, который лично я усматриваю в воззрениях Бурштейна на природу возникновения поэтического образа (см. переписку). Вернуться
(6) См.: Корона В. В. Поэтическое творчество как активация архетипических структур сознания // Архетипические структуры художественного сознания: (Сб. статей). Екатеринбург, 1999. С. 24-37. Вернуться
(7) Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления. Киев, 1994. С. 369. Подобного рода подход к архетипам пыталась реализовать и я в статье, помещенной в первом выпуске нашего сборника. См.: Созина Е. К. Архетипические основания поэтической мифологии И. С. Тургенева (на материале творчества 1830-1860-х годов) // Архетипические структуры художественного сознания: (Сб. статей). Екатеринбург, 1999. С. 60-98. Вернуться
(8) Юнг К. Г. Указ. соч. (из Глоссария). С. 367. Вернуться
(9) Книга Ибн-Фадлана - один из главнейших источников "Хазарского словаря" М. Павича. О книге А. П. Ковалевского и о нем самом см.: http://www.i14u.org.il/culture/almanah/2-3.html Вернуться
(10) В начале письма дядя поздравляет В. В. с окончанием школы и радуется его "пятерке" по биологии - профилирующему предмету при поступлении на биофак. Письмо написано от руки, хотя обычно дядя старался писать письма на машинке (следующие три письма - в машинописи). Мы сохраняем основные особенности правописания и пунктуации автора писем. Подчеркивания авторские. Предупреждая возможные вопросы, со слов О. М. Короны сообщаем, что судьба рукописей, о которых говорится в первом письме А. П. Ковалевского, неизвестна. По ряду причин мы воздерживаемся от каких-либо комментариев писем. Вернуться
(11) Южный - местечко (ныне город) в Ростовской области, неподалеку от Цимлянского водохранилища, где летом отдыхала семья Ковалевского и где часто бывал и В. В. Вернуться
(12) Ранункулус - лютик. Вернуться