МОРОЗ, КРАСНЫЙ НОС И

ЕГО ЖЕНА, ДАРЬЯ

Однако же речь о крестьянке Затеяли мы, чтоб сказать Что тип величавой славянки Возможно и ныне сыскать. Н.Некрасов. "Мороз, красный нос".

Предисловие

         Фигурирующие в общественном сознании (и бессознательном) представления о  мужском и женском началах, их свойствах и особенностях предопределяют разметку социальных ролей на мужские и женские и ожидаемое качество их исполнения. Эти представления черпаются из разных источников, в том числе - из школьного курса литературы. Особенно запоминается, благодаря своей силе и отваге ("Коня на скаку остановит, / В горящую избу войдет...") "тип величавой славянки", описанный Н.Некрасовым в поэме "Мороз, красный нос".
       Россия оставалась крестьянской страной до второй четверти ХХ в., а нынешние русские женщины (в недавнем прошлом - советские) являются, в своем большинстве, внучками бабушек-крестьянок. В этой связи можно ожидать, что некрасовский "тип величавой славянки" продолжает быть близок многим нашим соотечественницам. Не исключено, что он является бессознательно усвоенным нравственным идеалом, способствующим или напротив - препятствующим осознанию своего реального положения в обществе. Поэтому не лишне еще раз и более пристально взглянуть на "некрасовских женщин", чтобы уяснить, воплощением какого именно идеала они являются.
       Творчество Н.А.Некрасова (1821-1878) привлекает внимание исследователей вот уже более столетия. За этот период опубликовано почти необозримое количество работ, в которых рассмотрены различные аспекты его деятельности и проанализировано содержание практически всех произведений. Поэма "Мороз, красный нос", входит в тройку наиболее популярных и детально изученных. Но буквально до последних лет содержание этой поэмы интерпретировалось, преимущественно, в "социально-политическом русле". В Некрасове видели, прежде всего, "глашатая передовых идей революционной демократии", "выразителя интересов и чаяний трудового народа", "певца народного горя" и т.п. и это служило главным ориентиром для поиска смысла событий, описанных в его произведениях.
       В качестве примера сошлемся на работу Н.Л.Степанова "Шедевр Некрасова", посвященную анализу содержания поэмы "Мороз, красный нос" [3]. Пересказывая это произведение с помощью типичных, для своего времени, идеологических клише, автор, тем не менее, приходит к выводу, что поэма Некрасова - не о крестьянке Дарье, а о русской зиме. Пытаясь как-то смягчить это заключение, Степанов особенно подчеркивает "гуманизм" Некрасова, который видится ему в отвергнутом варианте концовки. Дарья, по первоначальному замыслу, не замерзает в лесу, а разбуженная ржанием продрогшего Савраски, благополучно возвращается домой.
       Недавно проведенная юбилейная двадцать восьмая Некрасовская конференция (посвященная 175-летию со дня рождения поэта), показала, что за последние годы произошла заметная деидеологизация интерпретаций и общего направления его творчества и приемов анализа отдельных произведений. Достаточно назвать заглавие доклада О.П.Миллионщиковой, прозвучавшего на этой конференции: Языковые средства создания пейзажа в поэме Н.А.Некрасова "Мороз, Красный нос" (цит. по [1]).
       Одновременно с этим появляются исследования, авторы которых предлагают свое, сугубо индивидуальное прочтение поэмы, полагаясь на накопленный жизненный опыт. Наиболее интересна, из опубликованного, работа А.Наймана [2]. "Четыре опыта русской поэмы - это Медный всадник", "Мороз, Красный Нос", "Двенадцать" и "Поэма без героя", - пишет он, помещая, таким образом, поэму Некрасова сразу вслед за поэмой Пушкина и далее продолжает: "Оказалось, что после "Медного всадника" русский язык мог зазвучать снова полногласно и свежо только в "Морозе, Красном Носе" [2, C.128].
       Отвечая на возможные возражения по поводу других, не менее широко известных и знаменитых поэм, он говорит: "А эти четыре - раз от раза меняются, постоянно что-то новое из себя выталкивают, то в одном стихе, то в другом просят быть прочитанными не так, как раньше" [2,с.128] и как бы откликаясь на эту "просьбу", предлагает свое понимание перечитанного. (Заметим, в скобках, что подобным образом меняются все ранее прочитанные произведения, что заметил еще Фалес из Милета).
       В новом найманском прочтении поэмы "Мороз, красный нос" привлекают внимание два момента: а) неявное использование структурной методологии и б) переосмысление сказочного сюжета как "житейской" ("бытовой") ситуации. Структурная методология подразумевает отыскание повторяющихся образов или отдельных составляющих элементов с целью выявления инвариантной структуры, вариантами воплощения которой они являются. Найман приводит примеры повторения признаков при характеристике образов Дарьи и Мороза и на этом основании приходит к выводу об их "сродности". Если Степанов осторожно намекал, что поэма Некрасова не о русской крестьянке, а о русской зиме, то Найман полагает, что в ней говорится о той и другой одновременно и еще о смерти: "Вся поэма, по сути, представляет собой большую метафору, в которой то, что, и то чему уподобляется, постоянно меняются местами: это смерть и зима. Об этом заявляет первый же образ - гроб в сугробе. Снежный саван накрывает избу, в которой шьется холостяной саван покойнику. Из той же "белой холстины платок" на голове Дарьи "не белей ее щек", уже тронутых, стало быть, опять-таки, стужей, и смертью" [2, C.137].
       Основу сюжета поэмы, по мнению Наймана, составляет "нетрадиционно разработанный любовный треугольник": "Огрубленно, схема интриги выглядит так: героиня, крестьянка, любит и предана мужу, однако какая-то часть ее славянской души выходит за границы общепринятой, семейной, бытовой сферы супружеских отношений. Характеристика "Ты вся - воплощенный испуг, ты вся - вековая истома" - может означать и страдающий от рабства, и достаточно сладострастный женский характер. <...> Ответ Дарьи на "ласковый, тихий" вопрос Мороза: "Тепло ли?" - "Тепло, золотой" - это еще и разрешение любовной тоски, тяготившей ее еще при жизни мужа: "Долги вы, зимние ноченьки, скучно без милого спать". Заметим, что она отвечает так именно Морозу, прежде чем он "в Проклушку вдруг обратился" [2, C.139]. Концепция "любовного треугольника" естественно объясняет логику наблюдаемых событий. Оказывается, это результат соперничества: "Мороз и Прокл - соперники еще до того, как счастливая крестьянская чета с этим сталкивается. Мороз устраняет соперника, "хозяин дал маху, зима доконала его":

Случилось в глубоком сугробе
Полсуток ему простоять...

       Он пытается уйти от гибели, то заключая союз с врагами Мороза, идет "в жаркую баню", пролезает сквозь "потный хомут", то ищет его милости, окунается "в прорубь", но в конце концов гибнет. Мороз забирает добычу. Героиня отдается ему по желанию, и это не измена мужу: "седой чародей" явился ей в образе "Проклушки", так же, как он, "целовал" "и те же ей жаркие речи, что милый о свадьбе, шептал" [2, C.139].
       В заключение, Найман предлагает следующую схему структурной организации художественного пространства произведения: "На протяжении всей поэмы три участника любовной истории свободно переходят из пространства реального в фантастическое и обратно, при этом фантастическое включает в себя и потустороннее. В последних строфах они оказываются по ту сторону ококнчательно, но, так как все действие поэмы протекает в тот же "закондованном сне", в котором застывает героиня, потусторонность уже не фантастична: белка, сбрасывающая не ее статую ком снега, находится по сю сторону жизни" [2, C.139].
       Мы преднамеренно остановились на изложении идей Наймана, поскольку его работу удобнее всего рассматривать как ближайший прототип нашего исследования. Наш подход отличается более систематичным использованием структурной методологии, а главное - интерпретацией сюжета, которая осуществляется не столько в "житейском", сколько в мифологическом ключе. Основная идея нашей работы состоит в том, что у Некрасова, в силу полученного воспитания и образования, слились воедино русские народные верования и греческая мифология, что и породило специфичный набор образов в его произведениях, особенно ярко представленных в поэме "Мороз, красный нос".