3.5.2. Мать и дочь.
      Времена года, как прообразы женских образов поэмы, примечательны в двух отношениях - мифологическом и количественном. Принимая во внимание известную греческую мифологию, их можно назвать "ликами Времени" или "дочерями" (ипостасями) Хроноса. У всех действующих лиц, следовательно, один отец - Время, и все они, в этом смысле - братья и сестры, даже если выступают в ролях мужей и жен или детей и родителей. А число времен года равно четырем. Это заставляют искать "четвертую сестру". Согласно намеченной в поэме тенденции, она должна быть еще более молодой, чем Схимница-Зима, а по качествам похожей на Весну.
      По указанной совокупности признаков сразу обнаруживаем искомый персонаж. Это младшая дочь Дарьи - Мария.
      Мысленно разговаривая с умершим мужем, Дарья так представляет себе детские игры с участием дочери:
 
"Голубчик! красавицу нашу
Весной в хороводе опять
Подхватят подруженьки Машу
И станут на ручках качать!

Станут качать,
Кверху бросать,
Маковкой звать,
Мак отряхать!

Вся раскраснеется наша
Маковым цветиком Маша
С синими глазками, с русой косой!.."

      Очевидная связь этой народной игры с комплексом плодородия (в частности - с весенним севом) не нуждается в комментариях. А искусное превращение "четвертой сестры" в "дочь", замыкающее серию "женские лики времени" поражает своим изяществом. Даже трудно представить, как можно иначе показать весеннее возрождение природы, сохраняя и тройную парность "сестер и братьев" (детей Хроноса) и симметрию женских личных имен. "Весенняя" Марья и "осенняя" Дарья противостоят безымянным "летней" Славянке и "зимней" Схимнице. Другой порядок имен противоречил бы "природе вещей": Лето - "мужского рода" (средний род в русском языке произошел от мужского).
      В образе Маши причудливо переплетаются элементы язычества и христианства, причем каждый из них еще и двоится. Ее христианское имя заставляет вспомнить и раскаявшуюся блудницу, и Богородицу, а во внешнем облике проступают черты и "величавой славянки", и внучки Мороза.
      Выше уже говорилось, что "Красивая Маша, резвушка ... сидела на полном мешке ... С морковкой в руке". Красота и резвость (залог будущей ловкости) - это признаки Славянки, а "морковка в руке" у девочки, сидящей "на мешке", отсылает к образу недоделанной снежной бабы.
       Эта же сидящая девочка очень напоминает того двухлетнего ребенка, который "сидел, как на стуле" на груди у Славянки. Не Маша ли это "пересела" с одного "стула" на другой? Про двухлетного ребенка еще нельзя было с полной уверенностью сказать, мальчик это или девочка, а спустя года два-три стало ясно - "красавица".
       Итак, оба ребенка своими именами указывают на перспективу дальнейшего течения жизни по христианскому пути, но в своем облике сохраняют языческие черты. Принимая во внимание тот факт, что они осиротели и остались без попечения обращенных в христианство родителей, не исключено, что именно они окажутся первым поколением новых язычников.