3.1.5.  Христианизация мифа.
       Напомним, что уже "сестра Анна" как бы совмещает в себе образы Афины-паллады и Ангела-хранителя. Подобно могущественной богине, она отводит стрелу Рока, но не с помощью силы, а "молитвой": "Знаю я, чьи молитвы и слезы / Роковую стрелу отвели...", - говорит "брат". Показательно также, что автор изменил принципу избирательной женской безымянности и назвал "сестру" по имени, означающему, в переводе с древне-еврейского, Благодать.
       Еще заметнее совмещение мифологических и христианских образов в "личности" Славянки. Славянка не только "плодородна", как почва, но и "трудолюбива": "Ко всякой работе ловка...". Откуда берется это трудолюбие? Ответ подсказывает слово "печать", дважды употребленное автором в характеристике "типа величавой славянки".
       Выше говорилось о "трудовой печати" на ее лице, а четыре четверостишия спустя упоминается еще одна - "дельности строгой и внутренней силы печать":

Не жалок ей нищий убогой -
Вольно ж без работы гулять!
Лежит на ней дельности строгой
И внутренней силы печать.

        Речь идет, по всей видимости, об одной и той же "печати", синонимически именуемой то как "трудовая", то как "печать строгой дельности". Это не медаль "За трудовую доблесть", которой можно гордиться, а именно "печать" (оттиск), своеобразное клеймо. Метки подобного рода служат различным целям, но всегда указывают на итоговое событие, общий смысл которого - обреченность, приговоренность, утрата свободы и подчинение, добровольное или принудительное, чужой воле. На какое же событие дважды намекает автор? Ответ очевиден: на "печать проклятья", наложенную на изгнанных из рая Адама и Еву. Сброшенные с неба на землю, они должны, отныне, "работать в поте лица". Образ Матери-Земли совмещается в Славянке с образом праматери Евы.
        Итак, "трудовая печать", исчезающая с ее лица только в праздники показывает, что она - прямой потомок Евы. Но она, можно сказать, уже перевоспитанная "дочь", больше не воспринимающая необходимость трудиться как проклятье (хотя и сейчас еще можно услышать выражение "работает, как проклятая"). Труд для нее становится источником "внутренней силы" и средством "спасения".
        Примечательно, что тема "спасения" постоянно соседствует в тексте четвертой главы с темой "проклятья". После каждого упоминания слова "печать" говорится о том или ином варианте "спасения".
       В первых двух четверостишиях, следующих после слов "трудовая печать", в роли Утешителя и Спасителя выступает сама Славянка:

Такого сердечного смеха,
И песни, и пляски такой
За деньги не купишь. "Утеха!" -
Твердят мужики меж собой.

        В отличие от Мороза, принимающего устрашающий облик, чтобы попугать "бабенок" и потешить себя, Славянка, напротив, "утешает" "мужиков". Это еще не христианское утешение, но от новообращенной языческой богини трудно ожидать большего. Знаменательно, что она делает это бескорыстно, т.е. как бы приносит себя в жертву людям.
        О втором шаге на этом пути говорится в следующем четверостишии: "В беде не сробеет - спасет: ... В горящую избу войдет!". Славянка еще не отдает свою жизнь за людей, как Спаситель, но уже подвергает ее смертельному риску, как пожарный-спасатель.
       Итак, после подразумеваемого проклятия, в явном виде звучит тема утешения и спасения, решаемая в бытовом плане.
       К этой же теме автор вновь возвращается после слов "внутренней силы печать", рисуя в следующем четверостишии еще менее героическую картину "спасения":
 
В ней ясно и крепко сознанье,
Что все их спасенье в труде,
И труд ей несет воздаянье:
Семейство не бьется в нужде...

и далее детализирует ее на таком же бытовом уровне:

Всегда у них теплая хата,
Хлеб выпечен, вкусен квасок,
Здоровы и сыты ребята,
На праздник есть лишний кусок.

       И последняя сцена, свидетельствующая о полном обращении язычницы-Славянки в христианство представлена в двух последних четверостишиях четвертой главы:
 
Идет эта баба к обедни
Пред всею семьей впереди:
Сидит, как на стуле, двухлетний
Ребенок у ней на груди,

Рядком шестилетнего сына
Нарядная матка ведет...
И по сердцу эта картина
Всем, любящем русский народ!

       Славянка идет в Храм, на богослужение ("к обедни"), но она шествует одна, занимая место отца семейства ("пред всею семьей впереди"). Муж, если он есть, плетется позади или стоит в стороне.
       Наблюдаемая картина означает, что Господь "вспомнил" о Славянке и возвратил ей прежнюю свободу - снял оковы семейного рабства. (Судьба сбросила с нее "три тяжкие доли"). Она не должна больше "до гроба рабу покоряться". Муж-раб либо умер, либо оказался в подчинении у жены. Это означает, одновременно, что Славянка вернулась, на новом уровне, к исходному состоянию свободной амазонки.
       Такова, судя по тексту, прозреваемая автором перспектива идеального мироустройства. Фактически, он высказывает простую мысль: если красивую и сильную женщину избавить от мужского гнета, то со всем остальным она легко справится сама.
       Не случайно современники оценивали творчество Некрасова как "социальный протест". Протест действительно звучал, но не социальный (точнее - не только социальный), а гораздо более радикальный и нeсколько в другой плоскости - протест против семейного закабаления женщины. Он прозвучал всего два года спустя после официальной отмены крепостного права в России (поэма закончена в 1863 году). На этом фоне трудно осознать, что автор двигался не по наезженной колее "критики крепостного строя", а решал новую задачу. Эта задача, в наше время, называется проблемой эмансипации. Она становится все более актуальной, по мере того, как женщины приобретают экономическую самостоятельность.
        Отмену крепостничества Некрасов воспринял, по-видимому, как начало возрождения (т.е. восстановления прежних, более архаичных форм) общественных (в том числе - семейных) отношений" на новой основе. Одним из наиболее впечатляющих примеров прежних форм "свободной семьи" служили мифические амазонки, а "свободный труд" физически здоровой и "ловкой" ко всякой работе женщины вполне мог способствовать воскрешению этого стиля жизни.
       Едва ли Некрасов конструировал образ русской амазонки вполне сознательно. Скорее всего, к этому идеалу его привела логика мифа.